Росс Барнаби - Загадка белого «Мерседеса» [Сборник]
На следующее утро он рано пришел на службу; нужно было многое сделать. Сначала предстояло написать рапорт и отнести erb к боссу. Потому что сам босс должен будет написать свой собственный рапорт для шефа, главного комиссара, который управляет всем аппаратом розыска, со всеми его отделами и службами. Босс — комиссар, командующий «Службой розыска», — вроде голландского Мегрэ — будет, в теории, руководить этим расследованием, как и всеми делами об убийствах. На практике же он окажется слишком занят, во всяком случае, так говорили. Истина заключалась в том, что комиссар Самсон отнюдь не походил на Мегрэ. Он был пожилым человеком, которому оставался год до пенсии, и он любил покой. У него не было желания фигурировать в газетах и без нужды расходовать энергию. Ни похвалы, ни продвижение по службе его не интересовали — он свое отслужил.
Все дела он предоставлял своим инспекторам — если на одного из них поверх всего остального навьючивали еще и убийство, — что же, тем хуже. Арлеттё это было не по душе, но ван дер Валк считал это справедливой платой за полную свободу действий. Старый Самсон позволял вам делать все, что заблагорассудится, а если вам случалось попасть в затруднительное положение, столкнувшись с бургомистром или судьей, он вставал на вашу защиту. Упрямо, не реагируя на язвительные слова или злобные письма. И когда прибывали коротенькие меморандумы — потому, быть может, что вы огорчили личных друзей каких-нибудь важных должностных персон, — он не махал руками, а царапал под тем же местом, где говорилось: « Выясните и доложите», — старинным готическим почерком: «Занимаюсь расследованием, Самсон», — и немедленно забывал о них.
Что же касается главного комиссара — он был известен, как Его Высочество, и наводил ужас на младших инспекторов, — то это был типичный государственный служащий, которого занимали только бесперебойное функционирование и правильная грамматика на бланках. Деятельность его заключалась главным образом в преследовании подчиненных за расходование электричества, бензина и бумажных скрепок. Старый Самсон, широкоплечий, сильно поседевший, с маленькими глазками, похожий на старого барсука, с хрипловато-бормочущим голосом, исходящим из вонючего дыма его дешевой сигары, знал, как с ним надо обращаться.
Ван дер Валк написал свой рапорт, — к счастью, старик предпочитал, чтоб они были краткими, — и начал рассматривать улов. Одежда. Содержимое карманов. Куча блестящих, ярких фотографий. Медицинское заключение. Подробный план помещения из технического отдела, со всеми размерами, все в должном масштабе. Сегодня утром будет и донесение об автомобиле.
И это все? А как с установлением личности? Он потянулся к телефону.
— Кноль, свяжитесь с ребятами из фотоотдела, скажите, чтобы кто-нибудь из них отправился в морг с одеждой, которая здесь у меня, и соорудил хороший снимок для установления личности. Да, мой субъект, с прошлой ночи. Хороший снимок, чтоб выглядел, как живой.
Он встал и прошел в комнату агентов.
— Чем-нибудь заняты?
Детектив Рустенбург, крупный беззаботный малый, тихий, но смышленый, положил на стол донесение, которое изучал.
— Да нет, инспектор, я в некотором роде и рассчитывал, что понадоблюсь вам. Большой шум на Аполлолаан, но нам неизвестно, кто этот старикан. Угадал?
Ван дер Валк усмехнулся.
— Угадали. Разузнайте насчет дома; кому он принадлежит, есть ли съемщик; это нам поможет. На машину должны быть документы, проверьте их. Позвоните мне, когда найдете что-нибудь, с чего можно начать.
Минхера Самсона не волновал ни мертвый мужчина, ни его имя.
— Что вы предпринимаете?
— Поместим снимок и объявление о том, что требуется информация. Думаю, никакой газетной шумихи не надо. Мой человек займется установлением права собственности на дом, а я постараюсь разыскать уборщицу, — она наверное сама появится, как только придет в тот дом, или если прочтет газету.
— Угу. Ладно, мой мальчик, займитесь этим.
— Не хотите ли подъехать туда, посмотреть, сзд? — Чистый такт. Формальность.
— Помилуй господи, конечно, нет! А вы-то на что! Только если это окажется политическим делом, дайте мне знать. — Он вложил в рот сигару и перевернул страничку из пачки лежащих перед ним напечатанных на машинке бумаг.
— …Только что звонили с Бетховенстраат. Уборщица у них, и они посылают ее к нам.
Мефроу Бийстер была даже слишком полна готовности помочь им. Ему с трудом удавалось вставить слово. Однако, толку от нее было мало.
— Я присматривала за домом, понимаете, минхер, только три дня в неделю, но, между нами говоря, знаете, работы было немного, можно было не усердствовать, понимаете, минхер, но это как раз то, что мне и было нужно, теперь, когда мой старик в ночной смене, у меня есть время, но мне же по-прежнему надо делать покупки и готовить ему обед, так что, когда агентство дало мне это…
— Как его звали?
— Минхер Стам — вот все, что мне доводилось когда-нибудь слышать, минхер, но он был не из разговорчивых, хотя всегда очень вежлив, очень любезен и даже давал деньги вперед, и если мне требовалась политура для пола или новая щетка, мне надо было только сказать ему, и он никогда никаких сомнений не выражал, хотя, зная меня, конечно, он мог быть уверен, я зря денег не потрачу, а куплю то же, что для себя, и вы лучше не достанете, даже если заплатите вдвое…
— Письма ему приходили?
— Ну, может быть, несколько, вообще-то говоря, почти не было, пожалуй, как мне помнится, три письма я видела за все время, что была там, но ведь бывали дни, когда меня там не было, так что я не могу наверняка сказать…
— Давно он там поселился?
— Не намного раньше, чем я стала приходить к нему, а это немногим больше двух месяцев, я знаю, потому что мой сын Бим был в армии…
— Дайте мне разобраться, он жил там, может быть, три месяца?
— Да, не больше, потому что он купил все новое…
— Все это время он жил там? Всегда был там?
— Нет, нет, постоянно уезжал и приезжал…
— Он приезжал в какие-нибудь определенные дни?
— Нельзя сказать, чтоб в определенные, часто приезжал в четверг, но в пятницу уже уезжал, или мог приехать в субботу и остаться на два дня.
— Никогда не оставался дольше, чем на два дня?
— Нет, никогда, а иногда не приезжал по целым неделям.
— Гости у него бывали? Друзья? Деловые посетители? Заходил кто-нибудь выпить?
— Души живой не видела за все время, что там работала.
— Никогда никакой женщины? Никого, кто бы остался на ночь?
— Никогда ничего такого не замечала, я, правда, не стану совать нос не в свои дела, но он не был похож на такого…
—Даже и выпить никто не заходил? Подумайте хорошенько.
— Ну, я не скажу, что никто не мог зайти, ведь я же не каждый день приходила, но им бы пришлось самим за собой убирать, а чтобы я не заметила, так им бы пришлось очень уж постараться, не говоря уж о том, что я бы приметила, если б кто-нибудь трогал мои пыльные тряпки и прочее, но я никого не видела, и это истинная правда…
— Хорошо, мефроу, можете идти, спасибо вам большое.
— А что я должна делать? Мне пойти и убрать там, как обычно?
— Вам бы лучше подыскать себе другое место, милая. Мы не можем выплачивать вам вашу зарплату. Эта работа для вас кончилась.
Это как-то не приходило ей в голову, и она ушла, несколько обескураженная.
«Н-да, — подумал ван дер Валк, — почему же двуспальную кровать держали застеленной? Но она бы знала, будьте уверены, — эти острые глаза не пропустили бы смененную простыню. В таких вопросах на женщину ее типа можно положиться. Если бы кто-нибудь спал в этой постели, она бы это знала. Н-да, теория любовного гнездышка выглядела бледновато. Но если он приезжал туда только раз или два в неделю и никогда не привозил никого с собой, зачем ему вообще нужен был этот дом? Решительно все в этом человеке было эксцентричным».
Затрещал телефон. Рустенбург. Его спокойный голос звучал виновато:
— Все достаточно просто, инспектор, но не очень обнадеживающе. Дом принадлежит какому-то старому барону, примерно с тремя именами; они у меня все записаны. Ему за семьдесят; жил он в этом доме до прошлого года, когда переехал во Францию из-за плохого здоровья; что-то с бронхами. Он в Ментоне и решил там остаться. Я узнал это от нотариуса, который приглядывает за имением, платит налоги и всякое такое. Дом пустовал; месяца четыре назад появился этот тип с личным письмом от барона и изъявил желание снять дом. Нотариус составил простое ежегодное соглашение. Ничего об этом человеке не знает. Зовут его Мейнард Стам. Никогда не поднимал шума, вел себя как джентльмен, оплатил все за год вперед. Нотариус видел его только один раз.
— Откуда же он явился, хотя бы? Разве нотариус не спросил у него никаких рекомендаций?
